Следы великих битв на израненной плоти матушки земли, разве они видны безоружному нашему взгляду? Какое же оружие нужно нам, лесным котам, что бы узреть кровавое действо, которое, как великий танец, как величественный бал во имя смерти и только для неё, жал свою жатву столетиями на этой земле, быть может даже на этой поляне?! Всего лишь искалеченная фантазия, всего лишь кривое зеркало наших глаз, искажённый мозг, только он может постичь и увидеть это, я был в этом убеждён. Я совершенен, я как божество, как нечто, что породило наших звёздных предков, ведь был какой-то начальный предок, а кто создал его!? Так вот Я создал его плоть, шерсть, глаза, клыки, я вложил в него желание убивать, но тогда ещё не создал тех, на кого обрушиться его праведный гнев и не создал тех, во имя кого он будет совершать кровавые деяния. Я молод, я слишком молод и ничто, никто не сможет сказать, что из увиденного мною в сладковатом бреду, на поляне, когда голос предводительницы плывёт над нашими главами, правда, а что лишь выдумка больно фантазии.
Я слышу лишь крики, боль, страдание, писк, чёртов писк котят, стоны сотен больных, крики сгоревших. Предки, разве они слепы, разве залиты их уши воском и свинцом, забиты серой, разве не слышны им все эти голоса, крики, стоны, звуки, они кричат о боли, во имя смерти. Они скулят её имя, тысячи имён своих убийц, а через их имена складывается Её имя. Неуловима, как редчайшая птица, как сам создатель мира и прекрасна, милостива, моя госпожа. Иногда мне казалось, что она нежно касается моего лица, как касалось его иногда мать, касается, перед сокрушительным ударом, который вышибет из меня дух. Но удар никогда не наступал, я лишь просыпался от дурмана и оказывался в месте, в которое шёл. Мои ноги сами, как верные, умные собаки, приносили меня к нему, клали на мягкую траву. Я не помнил как оказался на главное лагерной поляне, рядом с кучей дичи.
Мне, увы, нечего добавить к этом безмолвию тушек, к этому многоклеточному памятнику из плоти. Знаете кому этот памятник?! О нет, не умению охотников, не звёздным предкам, а самой смерти и её запах, смешавшись с запахом набухшей от крови шерсти, влажных перьев и самой крови, алой и тягучей, с терпким железным привкусом. нотки которого чувствуются даже в её запахе, это её аромат, фирменный запах, впрочем, духи она применяет не для каждого свидания. А уж если она вас навестит будьте уверены, смерть редко кто забывает, особенно её нежные поцелуи, холодные как чистый, кристальный лёд.
Я видел, как смерть убивает душу, любовь, нежность, заботу, как она очерняет всё, к чему прикасается, даже если оставляет его жить. Отмороженная лапа чернеет, так и душа. Вот как я думал, вот что виделось мне, когда меня вдруг толкнул какой-то кот. Он вывел меня из раздумий.
Толстый, рыжий, плешивый, урод, - подумал я, покачнувшись на свои тонких лапах. Конечно, кот был не рыжим, не толстым, скорее даже лишённым жира, мускулистым красавцем и шерсть у него была густая, красивая, но мне было всё равно. Как я сказал, так и будет, пусть даже я промямлил ему вслед.
- извините пожалуйста. - Я затравленно оглянулся и отошёл подальше. Стоило мне закрыть глаза и снова окунутся в мир боли, крови и смерти, как в голове проснулся червяк. То есть жил он, конечно, не в голове, а в яблоке, в сочном глазном моём яблоке, но говорил со мною постоянно, заползая в пыльную, отсыревшую мою черепную коробку, в плотном замкнутом пространстве которой гнил мой чёрный мозг. Смерть поцеловала меня в глаз и теперь там червяк, она погладила меня по ней и теперь в ней царит темнота, затхлый воздух и треск.
Треск бывает тихим, бывает оглушительным, но я почти всегда его слышу, а если нет, то стоит прислушаться... и вот же он! Он накатывает, подобно всесильному океану, поглощает мою голову, заливает рот, толкается между сжатых до скрипа зубов, течёт изо рта со слюной и снова отступает, оставляя на стенках мое головы и рта железный привкус и тошноту, а тело наливается свинцовой слабостью и заполняется муравьями, которые топчут всю мою кожу изнутри. Я схожу с ума и я снова закрыл глаза.
Треск усилился, иногда мне кажется, что это океан толкается внутри меня, как дитя, желая родить что-то большее, а голова моя пухнет, как брюхо беременных кошек и низвергнется из неё дитя смерти и тьмы, ну да ладно, меня что-то отвлекает. Голос?! Кто-то говорит моё имя? Уродливое имя у меня, скажу я вам, отвратительное, порядком мне надоело. Зовут в честь как-то животного, уж лучше был бы волком или чем-то более смертоносным, чем лисой. Как мне, лисы, хоть и ужасны, но нисколько не кровожадны. Может лучше было бы назваться собакой, цепным животным двуногих не знающим жалости и смысла в убийствах, ведь жертв своих оно не есть. Я подобен скорее ей, только служу не человеку, столь же смертному,как и я, а самой Госпоже.
Отредактировано Лис (30.06.2014 02:06)